горбится и издает боевую, скрежещущую позывку с кри¬ком «кша!».
И все-таки он джентльмен. Ради подруги споет лю¬бую песню. Ухаживает долго — верный признак благо¬родства натуры. Обликом изящен, а характер решитель¬ный. В стаи жуланы никогда не сбиваются, даже перелет¬ной порой. Держатся крепкими семьями. Любят одино¬чество. А как поют? Вот у кого горлышко золотое. Если надо, жулан и за славку споет, и за дрозда, и за зябли¬ка, и пересмешника заткнет за пояс. Что там камышевка болотная или чекан. Когда влюблен, он все колена соло¬вья повторит.
— А где он водится, — спросил меня как-то Иго¬рек. — Только на нашем Перешейке?
-т Нет, так, должно быть, думают все, кто с ним знаком. У нас крестьяне убеждены, что дальше Кахетии его не встретишь. А он, пожалуйста, и тут обосновался. И гляди, живет неплохо. Умен бестия. Наколет впрок свои жертвы на острые сучки и заливается. То трели выдает, потом может перейти на мелодию, а там вдруг зазвучат родные гнусавые крики, а то и трескучее стакка¬то по вырубкам и гарям.
Тогда я думал, что он живет у меня в Кахетии да на Перешейке. Потом встретил его в Чуйской степи на монгольской границе, а поздней осенью — в кедровой пади на берегу залива Петра Великого, южнее Владивос¬тока. Там этот поэт и воин, зависнув над сухими камы¬шами и . мелко трепеща крыльями -на манер пустельги, высматривал снующих в зарослях синиц. Жулана можно встретить от сухих предгорий курдских хребтов Тавра и Загроса и верхнем Двуречье до Полярного круга. В Рос¬сии везде его родной дом.
Товарищи Игоря Огуркова, ученики Аннаданы, мои лучшие слушатели. Они все приставали с расспросами о жизни леса. Жуланом я их заразил.
,— Что, -77 говорят, — он ест?
V А он и здесь ни на кого не похож. Крупных куа-
нечиков любит и саранчу. В Средней Азии, коли завидит ядовитую фалангу или скорпиона, непременно прикончит. Мышь полевую настигнет. Если голоден, и жаворонку не¬сдобровать. Не побрезгует и лягушкой. Любит гонять ме¬лочь пернатую, особенно полевых воробьев. Бьет на лету. Норовит попасть в затылок. Охотно в жару пьет и ку¬пается, не хуже вас, мальчишек.
«Жуланы» впервые у меня мелькнуло, когда я встре-тил Сафина с Ивановым. А потом на Перешейке про себя ни разу ребят не назвал «детдомовцы», а все чаще «мои жуланы». Это на бумаге, вот уже сколько исписал страниц, а все «детдомовцы» да «детдомовцы», а тогда нет… А что до морской пехоты, так тех и позже, через много лет, иначе мысленно не называл, как жуланы. А когда узнал, что в морской пехоте есть подразделения, которые десантируются не только с судов, но еще и пры-гают с парашютами, то думаю, ну, значит, прав был на Перешейке — жуланы они. А поддержала меня тогда в моей находке найденная на другой день после встречи с морскими пехотинцами книжка в шкафу у Аннаданы из серии о всевозможных технических открытиях, как пи-шут, «через века и страны». Оттуда я извлек, что столь¬ко раз воспетая бригантина восходит к итальянскому сло¬ву «Ь^агйе» (бриганте) — бандит. А когда узнал, что мои фехтовальщики, веселые мушкетеры Дюма, происхо¬дят от мелкой хищной птицы пустельги, по-итальянски ♦то5се1о» (москето), тогда окончательно укрепился в мысли: «Быть морским пехотинцам жуланами!»
Коли заурядная пустельга может дать имя целому ро-ду войск, а во времена Суворова мушкетерами называли русскую линейную пехоту, то почему бы отважному пев-цу жулану, умнице и бойцу, не выручить родную мор-скую пехоту? «Быть посему!» — как любит державно утверждать наша Хозяйка Сорро.
А мои студенты в форме морской пехоты в тот день негаданно оказали услугу Гуле в один из самых драмати-ческих дней в ее жизни. Событие того дня дало отголо-
