Ягоды были собраны остроглазыми детдомовцами по вы-рубкам и вдоль гарей.
Затем девушке был предложен чай, который окрести¬ли «сшгьвупле». Это творение Марьи Ивановны. Настаи¬вается он на сухих цветах вереска, лепестках шиповника и засушенных листьях земляники. В свои ночные бдения я обыкновенно избегал его, ибо цветы вереска успокаи¬вают и клонят ко сну. Иногда Марья Ивановна добавляла в эту смесь еще сушеные зверобой и душицу. Ребята этому чаю предпочитали клюквенный кисель или черни¬ку с молоком и сахаром.
Гостья непритворно хвалила угощение, то и дело аха¬ла, а Марья Ивановна сияла. Старшие девочки более обыкновенного были молчаливы и гремели посудой на весь Перешеек. Малыши рассказывали гостье о еловых лесах, сухих борах и лесосеках, где черники видимо-не¬видимо. Арабистка опьянела от радушия, угощения и чистого воздуха. По берегу шли заросли можжевельника. А Петрович утверждал, что одного гектара можжевельни¬ка довольно, чтобы оздоровить воздух большого города. В печке потрескивали поленья березового сухостоя. У ла¬герного костра послышались песни. Мой «стремянный полк», моя любимая футбольная дружина отпросилась па рыбалку. В качестве исключения я разрешил им задер¬жаться.
К полуночи лагерь стал утихать. Мы остались с гость¬ей одни у огня. С тех пор как я находился на Перешей¬ке, она была первым моим настоящим собеседником, а впечатления лета требовали выхода. Мы, естественно, за¬говорили об обитателях лагеря. Разговор сам собой пе¬решел на семью. Ее поразили многие дети, но почему-то полюбилась больше других та девочка с испуганными и раскосыми, как у зайца, глазами, которая в достопамят¬ный родительский день предупредила в кустах подружек страшным шепотом: «Карамба идет!» Будь ее воля, она увезла бы ее с собой домой в Ленинград. Говорит, всегда мечтала о такой же маленькой сестричке.
Книга Лето на перешейке стр 90
