книга лео на перешейке карена раша

НОЧЬ ЗМЕЕБОРЦА

На этот раз я надел уз¬кие брюки из дорогой белой шерсти, подаренные мне на выпускной вечер в школе нашим соседом майором Иши- мовым. Такие брюки пристало носить разве что молодо¬му миллионеру во время морских прогулок на собствен¬ной яхте. Тот же добрый человек Ишимов присовокупил к брюкам отрез на рубашку из добротнейшего военного полотна. Хватило на две сшитые местным портным до любимому в ту пору военному покрою, только вместо стоячего воротничка — с отложным.
Обе рубашки выбелились на солнце до такой степени, что никто не верил в их изначальный защитный цвет. Я дорожил этими рубахами, не только не потерявшими прочность ткани, а как будто даже окрепшими. Мне ка¬залось, что они теперь сродни рубашке русского пехот¬ного офицера, какого-нибудь бесстрашного и застенчиво¬го лейтенанта, на котором от огня, солнца и соли выго¬рело все до белизны: и рубашка, и брюки, и волосы. Я вижу этого офицера всегда во весь рост в его жерт-венный час, когда он вырос, взошел, явился как из-под земли, поднимая цепь в штыки. Он на крестном пути рус¬ского солдата, павшего за нас, просветлен и ясен. От его белой одежды исходит нестерпимое сияние.
Он юн, он в возрасте русских отцов трех последних поколений — отцов, не вернувшихся к семьям. Если это
безотцовщина, тогда скажите мне, где же отцы прекрас¬нее, где они жертвеннее и чище? Не эта ли древняя го¬товность в жертве и отличала Русь? И в этом нет ни гор¬дыни, ни желания выделиться — это данность.
В центре духовной и страдной жизни народа стоят его деяния и поступки. А наивысшее проявление жиз¬ни — это готовность расстаться с ней за свой народ, за свой очаг. В середине русской семьи горит огонь. Народ тоже единая семья, и в середине этой всенародной семьи тоже горит огонь, огонь в честь солдата, как символ са¬мопожертвования за Родину, ибо с тех пор, как помнит себя Русь, она отбивалась от врагов на пределе сил.
Несмотря на величайшие достижения в литературе, музыке, науке и других областях, в центре русской жиз¬ни как символ русского народа стоит земледелец-солдат в белой, выжженной солнцем рубахе. Вот подлинный отец моих детей. Я поведаю им об этом у огня, этого светлого символа единения.
Этой ночью я разыскал отца моих детей. Он не одинок. У него есть прообраз. И какой? Тот, в ком воплотился идеал русской красоты, за которым я охочусь все лето. Ни за что не уступлю его церкви. Теперь, когда раскоп¬ки в сердце Сибири, в Минусинской котловине подтвер¬дили, что племена индоевропейцев достигли удивительной духовности еще за тридцать тысяч лет до появления хри¬стианства, почему я должен из-за тысячи лет христиан¬ства выплеснуть вон тридцать тысяч лот народной жиз¬ни. Я этого и без раскопок не уступлю. По песням, бы¬линам и сказкам, по всем преданиям ясно — народ видел в нем своего любимца. Все драгоценное, что было тыся¬челетиями накоплено по крупицам, все самое дорогое и святое переплавил народ в огне своей фантазии и многое из того, что оказалось бесценно и нетленно, отдал этому юноше, ровеснику лейтенанта-отца, отдал заступнйку- воину, земледельцу, пастуху, музыканту, повелителю пев¬чих птиц.
Москва — сердце России. Сердце Москвы — Кремль.

Книга Лето на перешейке стр 99

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

code