НОЧЬ КРУГА
Горит огонь в моей печи, давно уснули дети, молчат птицы, спят деревья, ни дуно¬вения в ветвях, ни шороха из чащи тихо на земле.
Есть минуты ночной порой, когда земля, затаив дыхание, прислушивается к небу. Над головой в фиолетово-синей выси переливаются огни небесных селений. Коли свет их доходит до нас за миллионы лет, стало быть, и там за¬метят свет моего одинокого очага с ночного (Перешейка через миллионы лет, когда и праха моего не останется
На ЗЄМЛЄ. —
Созвездия похожи на виденные однажды земные огни. Наблюдал я в детстве ночную землю с большой высоты^ когда ночь заставала нас с отцом в горах. Стоишь на краю скалы, и кажется, паришь над спящей землей, с волнением высматривая в ожерельях огней долины одну’ лучистую точку, где сидят у очага мама с братом и сест^ рами. И тот огонь летит сейчас межзвездной дорогой в вечность, огонь, зажженный мамой для своих малышей под старой грушей. ^ ^ г
Очень много я думал тем летом о семье, о ее непо¬стижимой власти над нами. Рожая детей, не уподобляютг ся ли люди богам, ведь творят они тех, кто создан по их подобию. Штопая и стирая, стряпая и хлопоча, на¬певая песни и взбивая подушки, разливая еду детям и оставляя себе худшую ее часть, не позволяя солнцу
встать раньше ее — ее делает ли наша мать самое оду¬хотворенное дело на земле, которое только может выпасть на долю женщины?
Текли века, сколько раз все переворачивалось вверх ногами, летело кувырком, затоплялось водой, заносилось песком да перепахивалось п горело в огне — и что же? Семья живет, живет символом неистребимости самой жизни. Только враг ушел, убежденный, что всех сгубил, как вдруг среди ночи на пепелище мелькнет огонь, заки- | пит вода, сгрудится, прижавшись друг к другу, горсточка люден, объединенных такими земными и такими понят¬ными узами родства. Семья, может, самое загадочное явление на земле, и узы ее и таинственны и священны. Большинство моих детей — осколки разбитых войной семей, хотя среди них и есть те, кого оставили родите¬ли. Повзрослев, они создадут свои семьи и восстановят чуть было не прервавшуюся на них завязь жизни.
Как мне жить теперь? Как заронить в них любовь к родному очагу, коли они очага этого не знали? Кабы в моих силах было от этого огня возжечь в них светиль¬ники любви к дому, чтобы они не озлобились, не очер¬ствели, чтобы… Нет, на такую высоту мне трудно взле¬теть — лучше и не мечтать. А впрочем, почему бы и нет, коли без этого им не обрести душевного здоровья? Пусть попробуют простить тех, кто бросил их. Может быть, ноша была им не по силам. Сколько я встречал лю¬дей, которые себя-то не способны сберечь, не то чтобы другого вырастить. Дети требуют постоянного ровного напряжения душевных и физических сил. Подобное по¬стоянство для иных хуже казни. Может быть, те, кто не хочет иметь детей, предчувствуют свою несостоятельность, может быть, природа не выбрала их как продолжателей рода. Кто знает? Когда государство берет на свое ижди¬вение детей, для слабых, для заблудших, для одиноких это искушение норой непреодолимое. Почему не отдать, думают они, и сыт, и ухожен, и в коллективе — все луч¬ше, чем дома.
