и завел морские бон за его захват. После обеда я вновь увлекал на озеро. Мне показалось этого мало, и тогда я приохотил их купаться при луне. Словом, если мы не елн. не играли и не рыскали по ягоды и грибы, то ку¬пались, купались и под моросящим дождем, и в пасмур¬ный день, и на ветру.
За длинное дето ни один из нас не чихнул. Мы за¬были, что существуют врачи. В любую погоду дети хо¬дили в одрих шортах без рубашек, исцарапанные, заго¬релые, готовые броситься в огонь и воду. Я успокаивал¬ся только тогда, когда напоминание о воде к концу дня вызывало в лагере всеобщее отвращение.
Купание — единственное, что я непрерывно и азартно совершенствовал. Благо, что в воду я бросался первым и уходил из нее последним. Подвиг этот мне давался без труда. Я любил воду не меньше моей паствы. Озеро бы¬ло местом наших главных ристалищ. На берегу же про¬ходили все военные советы и разрабатывались планы спортивных баталий с противником из окрестных ла¬герей.
Со стороны могло показаться, что ребята из Дома предоставлены сами себе и у них царит анархия. Но мы¬то, все до последнего малыша, знали, что это не так. Хотя я вел себя на берегу и в воде внешне беспечно, но готов был к прыжку каждое мгновение. Я держал их в воде до посинения, но придал купанию организованность большую, чем на суше.
Чтобы ребята в любых обстоятельствах не терялись в воде, я придумал суровые поединки. Надо было пять раз окунуть противника с головой. Допускались все приемы, кроме тех, что могли привести к увечью. Бои были так азартны, что даже девочки нещадно атаковали друг дру¬га. В итоге мои ребята, даже наглотавшись воды, выны¬ривали как ни в чем не бывало и бросались на соперни¬ка. Заплывали мы далеко, это верно, но до строгого пре¬дела и всегда без младших, разбитые заранее на пятер¬ки, чтобы прийти на помощь друг другу.
Коли я выбрал круг и совет, то решил доказать себе, что могу воплотить их в жизнь и на самом наиответг ственном участке.
Наши соседи отгородили себе часть озера забором, положили по периметру мостки, получилось что-то вроде ванны или бассейна. Ребята называют это «лягушатни¬ком». Самое глубокое место в нем подростку по пояс. В «лягушатнике» не утонешь, даже если захочешь. В том лагере было человек шестьсот. Их надо выкупать в этой ванне часа за два, мещду завтраком и обедом, отряд за отрядом в строгой последовательности. Не хотел бы я быть на месте моего соседа-начальника в эти часы. Лаге¬ря укрупняются. Отдых переходит в индустриальный по¬ток. И тот мальчик, вокруг которого должны вращаться созвездия, когда он ныряет в воду и брызги летят в небо, становится деталью конвейера. А что может сделать мой сосед? Он тоже жертва. Пусть сомневающийся попробует выкупать шестьсот детей за два часа в маленьком бас¬сейне.
Сразу после завтрака осторожный врач находит воду еще холодной. Мои сразу прозвали его Танзилитом. Ухо¬дит драгоценное время. После полудня все должны быть в столовой на обеде. Вот когда начнется горячка. Пляж отделен от сосного леса полосой редкого кустарника. Между кустами проплешины, занесенные песком. В этом кустарнике в песок зарывается шестьсот человек, отряд за отрядом во главе с охрипшими вожатыми и воспита¬телями. Они жарятся на песке всмятку, изнывают и ждут, когда им скомандуют бежать в воду. Минуты идут томительно. В десяти шагах прохладное синее запретное озеро. На мостках появляется в синем тренировочном костюме с милицейским свистком на внушительном жи¬воте начальник лагеря. Купать будет он лично, потому что купание самый ответственный ритуал среди его обя¬занностей. Он хорошо знает, что на воде всякое бывает, ИЕ, несомненно, кто-то повыше и ему сказал: «Только чтоб никто не утонул». Не беспокойтесь, здесь не утонут.
