«КАРАМБА»
На озере же моему педаго-гическому самомнению был нанесен чувствительный Удар.
До того утра казалось, что я безраздельно владею положением в лагере, знаю если не мысли каждого, то их замыслы и предприятия наверняка. Всякий день ве¬чером у огня мы собирали круг и вели беседы естествен¬ные, доверительные, разрабатывали все планы. Здесь на¬значались наряды, кому пилить дрова, кому чистить кар¬тошку, кому драить котлы. Делали это так, как принято в большой и дружной семье. Самым частым наказанием у нас было — носить воду, таскать на себе сухостой из леса, собирать чернику для оладий или приготовить метр грибов, то есть насушить из них метровую нитку. Про¬винившихся доставало, и грибы не переводились на на¬шем столе в супах и жарком. Сушили грибы для Дома на зиму. Висели они темными сплошными нитями под всей крышей навеса.
Здесь же, на столбах, висели трубки, ласты, лукош¬ки, самодельные ружья для подводной охоты, связки лу¬ка. Рядом громоздились поленницы березовых дров. Печь и навес со своими ароматами, огнем и лакомствами были царством Марьи Ивановны. Те, кто не имел склонности к спортивным поединкам, мечтатели, равнодушные к во¬инской доблести, чаще всего жались к огню и добро-
вольно оказывали Марье Ивановне всяческие услуги, од¬ним словом, гнездились вокруг очага, жили особой жизнью, о чем-то тихо беседовали и, казалось, заботи¬лись только о том, чтобы никто их не тревожил.
Выхожу я как-то на озеро ранним утром с заядлыми рыбаками. Роса еще не спала, и озеро напоминает в ут¬реннем густом тумане большую крынку парного молока. Вдруг в разрывах тумана вижу плот под парусом и трех мальчишек на нем. Они тоже заметили меня и, надо сказать, были ошарашены не меньше, чем Одиссей со спутниками, увидевшими, как в бухте вырос перед ними Циклоп. Фигуры мальчишек мне показались подозри¬тельно знакомыми. Туман вновь обволакивает их, и плот исчезает. Благо ветра нет, а на веслах они далеко не уйдут. Туман на время рассеивается, большой плот по¬является вновь. Белая простыня обвисла на мачте. Штиль. Плот выкрашен свежей синей краской, а на его обвисшем парусе коряво, но крупно выведено название корабля: «Карамба».
Читаю и не верю своим глазам. Какая наглость! Сбежать из лагеря на рассвете тайком и столь вызыва¬ющим образом! И откуда они взяли плот? Судя по осна¬стке, операция готовилась тайно и долго. Экипаж я раз¬глядел — это мои тихони, сенные мужички, мечтатели. Так и есть. Кузнецов, Кузя, в неизменных кирзовых са-погах из панического страха перед змеями. Он снимает их только перед сном. Но судьба не слепа. Единственно¬го человека ужалила за лето змея, и этим человеком был Кузя. Он за капитана. Боцман Коля Сидоров, брат Спичи. В отличие от сестры мальчик обычного телосло¬жения и вполне мирного характера. И Вова Воробьев, не то в роли единственного матроса, не то пассажира.
Этот, думаю, не пропустит сомнительного мероприя¬тия, а в нашей спартанской жизни неприкаян, всегда услужлив, сметлив, переменчив. У старших он в по¬сыльных, у младших важный консультант, у средних наводчик на склады соседних лагерей, где мои разжи-
