они умирают молча, спасая на поле самые безнадежные положения.
Не видевший этих сражений, не поймет, что значит для детей семья, а вернее, отсутствие семьи. Это не календарные встречи на больших стадионах, но кто знает, где больше величия духа проявляют люди. Я думаю, на безвестных кочковатых пустырях без ворот порой проходят поединки, равные по накалу великим битвам древности. То, что сохранили нам эпические песни, это не о сражениях больших армий, а о поединках отборных людей рода или маленьких племен, не больших, чем наш лагерь. Что ни говорите, а большие зрелища отгораживают от нас подлинную жизнь.
В тот день нас ждало испытание, какое, я думаю, не выпадало на долю Дома за его историю. Это понимали все до последнего малыша. Марья Ивановна собиралась приготовить самый знатный ужин жареные лисички и пышные оладьи с вареньем. Она волновалась и порывалась даже отхлебнуть из своих запасов, приготовленных для егеря Петровича. Предстоящая встреча взволновала даже наших отрешенных от жизни мечтателей. Они- то, как подобает поэтам, переживали больше всех, уже готовые сложить песню. Сборная по футболу, мой стремянный полк, моя гвардия и надежда, обедала молчаливо. * . ; ||Ш
Предстояла встреча по футболу. Но какая! Вызвать- то мы соперника вызвали, да сами скоро испугались собственной храбрости. Но мосты уже отпылали за нами, и назад возврата не было. Мы вызвали на поединок если не сборную, то, бесспорно, лучшую юношескую команду Ленинграда, обученную специалистами и выступающую на всесоюзных турнирах. В десяти километрах от нас находился пионерский лагерь. Там проводила сборы подростковая команда «Зенита», ребята 14—15 лет. Им- то мы и предложили встречу.
Лагерь богатейший, такие нам не попадались. Постройки добротные, зимние. У каждого отряда своя наряд-
пая вилла, с белой балюстрадой, газонами и пышной цветочной клумбой. На озере у них две вышки и, ломимо неизбежного «лягушатника», настоящий бассейн с дорожками и тумбами для прыжков. Стадион тоже настоящий, с трибунами с одной стороны поля. Ворота как у мастеров, на них даже сетка новенькая натянута. Трава на поле густая, пышная, ровнехонько подстрижена, только у ворот, где нервничают вратари, еле заметные плешины от ног. Весь наш Дом расселся на трибунах, ждет. Противников не видно, говорят, переодеваются. Нашим переодевать нечего. Как были, так и есть, в шортах и сандалиях на босу ногу. Наши не разминаются, сидят на скамье и молча ждут. Смущаются, похоже, выйти на такое великолепное поле и ударить сандалией по настоящим воротам.
Зенитовский тренер, остролицый рыжий человек, весь в лампасах, как увидел наших, так лицо его под жокейской шапочкой стало кислое-кислое. И в самом деле, ни дать ни взять дворовая босоногая команда. Вижу, хочет уже отменить встречу, обиделся. Когда же я предложил ему выставить на поле вместо десяти полевых игроков восемь, он опешил и стал просто ругаться. А я не могу выставить десять полевых, двое будут слабые, и конец всему ансамблю, всему замыслу. Я не могу позволить себе ни одного слабого места с таким именитым соперником. Отведя тренера в сторону, успокоил его, уговорил, восхитился полем и его командой без всякой задней мысли,
И в самом деле, на поле выбежали гренадеры, один к одному. Рослые, почти одного роста, с неуловимыми повадками взрослых мастеров. Алые футболки, белые трусы, белые с красным гетры, легкие кожаные бутсы — обстрелянная, регулярная, хорошо обученная армия против моих обугленных на солнце разнокалиберных сорванцов. Гляжу, мои скованы, не то чтобы оробели, а смущены и с восхищением следят за противником.
Раздался свисток, и они вышли на поле.
