той, в легких белых же остроносых туфельках без каб¬луков «лодочкой». В руках ее была крохотная сумочка из желтой кожи в форме бочонка, из которой торчал свер¬нутый зонт. Все цветы, собранные мужественными хо¬зяевами лагеря «Сильвупле», предназначались этой юной леди с пепельными волосами, нынче летом закончившей второй курс, но уже не по арабистике, а по романо-гер¬манской филологии с потерей двух лет.
Я придержал ее руку на миг. За четыре года то было второе прикосновение к ее руке. Первый раз это случи¬лось после того бала на набережной, когда усердный швейцар поверг меня в смятение. Тогда я проводил де¬вушку пешком через мост до Большого проспекта на Петроградской стороне и пожал ей несмело кончики хо¬лодных пальцев. После первого курса, когда мы работали «на картошке», я был бригадиром нашего потока. Узнав, что моя леди страдает от непривычной пищи и мучается болями в желудке, и стремясь ей помочь, я оседлал не¬езженую лошадь. В колхозе некому было на ней ездить. Конюх-старик был едва ли’ не единственным мужчиной в селе. Лошадь застоялась, была злой и сытой. Мы с ко¬нюхом с трудом ее сдерживали. Дважды она меня сбро¬сила во дворе конюшни. Третий раз при студентах. К счастью, я приземлился на перерытое картофельное по¬ле. Арабистка видела мое падение, и я готов был кусать землю от отчаяния. Ведь я и взобрался-то на эту чертову лошадь только ради нее.
Мы работали тогда в Лужском районе. На лошади я ускакал аж в соседнюю Новгородскую область и привез оттуда антоновских яблок, которые передал арабистке че¬рез подругу. Но она не съела ни одного и раздала все другим. А ведь я не укротитель лошадей. Я любил их, умел с ними обращаться, но не лучше любого крестьян¬ского мальчишки из наших краев. После полевых работ мы уходили с ними в ночное, там и постигали школу «манежа». А тут под тобой не конь, а какой-то бес. В об-щем, от арабистки моей за четыре года одни ушибы. Хб-
Книга Лето на перешейке стр 88
