книга лео на перешейке карена раша

Она сидела на скамейке, уставившись себе под ноги. Об-ратно их подкинула к лагерю попутка.
Я облегченно вздохнул. Думал, тревоги дня позади. Но, узвы! Они только начинались. Ужин прошел шумно и нервно. Гости во главе с Путиловцем собрались на тан¬цы в соседнее село. Двух девушек-студенток они с собой не брали, и мне это показалось подозрительным. Путило- вец, удаляясь за ватагой,’крикнул мне:
— Вразумим аграриев, отпляшем кадриль и станем к полуночи перед вашим огнем, как лист перед травой! Мы будем вежливы с пейзанами. — Так он называл кре¬стьян на французский манер.
Потом подбежал, чмокнул Марью Ивановну в щеку и был таков.
Пробило полночь, а жуланов моих все нет и нет. Про¬шел еще час, затем второй. Лагерь уснул. Вокруг тиши¬на. Я сижу у огня и думаю: «Вот тебе и выспался». Мне и без того не нравились детдомовцы последние три неде¬ли. Тот побег на плоту меня кое-чему научил. Я по де¬сятку неуловимых примет чувствовал, что в лагере посе¬лилась тайна, идет какая-то напряженная работа. Заговор явно держится на круговой поруке детдомовцев. Я не мог объяснить, но мне не нравились мои стремянные, не нра¬вились даже Огурков с Гулькой. Вид у них был винова¬тый, будто они изнемогают под бременем тайны. Я из гор¬дости молчал, не допытывался, но напряжение мне на¬доело.
А тут этот побег Гули. Мне казалось, что причина бегства кроется все в той же тайне. А теперь эти тан¬цы. Ночью воображение играет. Я представил грандиоз¬ную драку в клубе. Увидел зримо, как полдюжины жула¬нов сначала крушат все на пути, потом, став спиной друг к другу, отбиваются от наседающих многочисленных вра¬гов, которые решили вздуть дерзких чужаков. Потом вры¬вается в клуб пьяная подмога с кольями, и мои доблест¬ные жуланы — о, ужас! — падают один за другим с рас¬кроенными черепами. Несколько раз, подогрев себя но-
13 К, Раш
добными картинами, я кидался к велосипеду. Уводил его к арке «Сильвупле», но потом озирался на беззащитный сонный лагерь и возвращался к огню.
Три дня назад я даже вдруг сорвался. В тот день я вывел весь лагерь в полном составе из похода к одному из озер, чтобы искупаться. Там среди кипения вереска, на склоне у дороги, над могилой павших стоял скромный гранитный обелиск без ограды. Не ухоженный, заросший вокруг травой. Мы шли мимо могилы. Я по лесному уста¬ву шел впереди. Сзади замыкал колонну самый автори¬тетный детдомовец, мой футбольный капитан Романюк. Меня никто не имел права обгонять, а от него никому не дозволено было отставать. Я сам с первых же походов нашел это построение. Оно спасало от окриков, потерь времени. Резвые и вялые вынуждены были идти вместе. Так мы и вышли в хорошем порядке из лесу.
У обелиска мы были уже не раз. Но я помнил, что ни один детдомовец ни разу не подошел, чтобы даже про¬честь надпись на граните. В первый раз меня это как-то лично покоробило. А теперь, то ли от усталости, то ли от напряжения, я сорвался. Остановил колонну на солн¬цепеке перед обелиском и впервые за лето, впервые в жизни сказал речь. Сначала она была пламенна. Потом я перешел на яростный крик. Я ругал детдомовцев на чем свет стоит, кричал, что человек без памяти хуже жи¬вотного, что они безродные. Что, может быть, здесь лежит их отец. Это было как бред. Говорил, что память — это честь души. И многое другое. Кончил тем, что велел ко¬лонне разворачиваться в лагерь без купания…
На рассвете меня пришла сменить Марья Ивановна. Жуланы так и не появились. Шагнув из-под навеса, я у шатра начальника наткнулся на бледную Гульку, кото¬рая пристально смотрела на меня. Вдруг она круто по¬вернулась и пошла в чащу. Привыкнув к нраву своего верного адъютанта, я без слов последовал за ней. Череа несколько минут мы оказались в сыром овраге. Гулька пролезла в еле приметный лаз между кустами можже-

Книга Лето на перешейке стр 117

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

code