I шил себя в прагматизме, и только в нашем Отечестве I могли родиться еще натуры, равные по мощи его просто- Г рам. Так появился открыватель «русского чернозема»
I Докучаев, воспитавший Вернадского, Менделеев, проник- I ший умом в элементы мироздания, как Докучаев — в г почвы и ландшафты, как Семенов-Тянь-Шанскни и I Пржевальский, охватившие мыслью плоскогорья и гор- I ные системы, а адмирал Макаров — океаны. Это было К неслыханно! Европа ни тогда, ни сейчас не могла даже I осмыслить совокупный вклад, сделанный этой дружиной к гигантов в развитие человеческой мысли. Они не должны I рассматриваться врозь. Это одна школа, один отряд — К это начало русского века в мировой мысли, предвестнн- I ком которой был Ломоносов.
I У нас в востоковедении эту плеяду после Григорьева В возглавил Николай Яковлевич Марр. Теперь я это да- I же могу изложить на бумаге, а тогда, глядя на портреты I ученых в коридоре петровских коллегий, я был лишь I полон радостным чувством причастности к этим стенам I и полон надежд. Тогда я не замахивался на большее, В чем когда-либо прочесть, законспектировать и осмыслить I все, что есть у нас в Европе по истории арийских наро- 1 дов Азии. Первым дорогу показал Григорьев. Слово I «ариец» здесь и далее я употребляю в его первородном 1 значении, чтобы очистить его после скверны фашизма, I Арийцы только древние ираноязычные племена, ибо да- I же Иран — это древняя Ариана, «страна ариев».
Григорьев помог мне на Перешейке, но не в тот день. I Каким бы он ни был озаренным человеком, все же не К с него началось мое движение. Первый камушек пустил I с откоса поэт.
В тихом хранилище, где пахнет особой книжной, тон- I чайшей пылью и старой тлеющей кожей и где скромно, К как храмовые служки, мелькают библиотекари в синих В многостираных халатах, выбросило меня из машины В времени к букварю моего детства. Было волнующе непо- I стижимо, что стихи:
Книга Лето на перешейке стр 17
