ли и усмехался в бою, то загадочно н затаенно, Иванов, средневес, молотил, как дрова колол — неутомимо н доб-росовестно. Оба студента были искуснее меня на ринге, тем нетерпеливее я ждал встречи. Мне казалось, что с каждым снопом искр из глаз или оглушенной тошнотой а становлюсь проворнее и зорче. Они оба дрались в фина¬лах ленинградских студенческих турниров. Мне все ка¬залось, что они щадят меня, и чтобы разозлить их, я ста¬рался «врезать» порезче. Ничто так тайно не влечет в поединке, как страсть к обострению. Лучше синяки и но¬кауты, но был бы поединок в полную силу.
Вот эта троица и натолкнула меня с первой встреч« еще в детдоме на мысль о жуланах, особенно два быв¬ших морских пехотинца — Скиф и Иванов. Они и в детдом приходили в форме, чтобы доставить детям горде¬ливую радость. Двое строгих юношей в черном, собран¬ных и гибких. Их неуловимая грация знающих свои си¬лы бойцов разрезала толпу на улице. Казалось, одно их появление мобилизует людей. В трамвае, помню, ток про¬ходил по пассажирам. Они стояли на передней площадке и молча смотрели в окно. Их присутствия было достаточ¬но. Я видел, как втягивают брюшки молодые люди около девушек. Последние больше не смотрели на своих спут¬ников. Старый рабочий одобрительно разглаживал усы. Два морских пехотинца не шевелились, не разговаривали, не смотрели в салон. От их неподвижности веяло особой силой. Я с удовольствием наблюдал за вагоном. Казалось, люди почувствовали нежданную защиту. Казалось, двое воинов принесли с собой то, о чем неосознанно тоскова-ли все — духовную собранность, готовность к отпору злу и просветленную скромность. Я вышел с морскими пехо-тинцами и вскоре потерял их из виду.
Вдруг во дворе у крыльца они вновь выросли передо мной. То были Сафин-Скиф с Ивановым. Они миновали калитку и прошли по старинке лазом. Тогда я, называя про себя их род войск, все время спотыкался о два сло¬ва —* «морской пехотинец». Мне хотелось выговорить ВТО
одним словом. Мне казалось, что этому славному племе¬ни не повезло с именем. Что-то побуждало назвать, опре-делить их суть, дать имя одним словом — не двумя. «Пехотинец» — не полностью выражало их дух, а прила-гательное «морской» смазывало образ, расслабляло. Они заслуживают такого имени, которое звенело бы как клич, думал я. Когда отборную пехоту посадили на коней, на-звали ее драгунами. Слово емкое, звучное и сжатое, как пружина. Как много потеряли бы славные драгуны, если бы их назвали «конная пехота». Нет, доложу я вам, имя — великий знак, оно значительно, как символ. А пересажен-ная на самолеты пехота — не те же драгуны? Не десант-ники, а драгуны? Что до мотопехоты, так они же конные егеря, или просто егеря.
Лихо переиначивая рода войск, па которые меня на-толкнули два морских пехотинца, я ca.ii не заметил, как обронил про себя слово, когда они оба вынырнули из-за куста сирени и выросли у крыльца вдруг как из-под зем-ли: «Прямо как жуланы! Так и есть жуланы) Жуланы!» И не хуже двучит, чем драгуны или те же уланы. Жу¬ланы. Русское народное название — сорокопуты. Эти двое ну прямо как вылетели из-за куста.
Какой деревенский мальчишка не анает сигнал жу-лана «кша!»? Разве тот, кому медведь наступил па ухо, Жулан крупнее певчего дрозда и жаворонка, своих дале-ких родственников. Этот храбрец задал загадку ученым. По систематике он не хищник, а по характеру сущий раз-бойник, да к тому же певчий. И внешний вид у него хищ-ника. На глазах черная маска до ушей. Крылья красно- бурые. Брюшко серое. Да черно-белый задиристый хвост. Клюв соколиный, крепкий. Нависающее крючком над-клювье и крепкие коготки на лапах выдают в облике пе мирный характер. Он умеет за себя постоять. Другие птицы, как правило, норовят отвести человека от гнезда уловками, жулан же храбро бросается на пришельца. Он, не задумываясь, у родного гнезда атакует даже крупную гадюку. Славный змееборец. Завидев врага, угрожающе
