что ближнее соприкосновение выигрывают детдомовцы: если не берут техникой, то ложатся костьми, тренер ве¬лел обстреливать наши ворота издалека. Детдомовцы, ув¬леченные атакой, не заметили, что их нет-нет да и об¬стреливают. На последних секундах матча почти вместе со свистком судьи мяч от сильного удара издалека влетел в ваши ворота.
Это было так неожиданно и ребятам показалось таким несправедливым, что все они, как один, растерянно ози¬рались но сторонам, ища глазами судью, как бы надеясь, что произошла ошибка. Мы не начали игры с центра поля. Время истекло. Детдомовцы уходили с поля, понурив го¬ловы. Выло заметно, что некоторые из них плачут. Зе- нитовцы с уважением провожали их глазами. Первый и последний раз мы не купались после баталии.
Путь до дома был дальний. Поначалу все шли молча, растянувшись лесной дорогой. Только что отгремело сражение, и вокруг стало тихо. Мы шли домой усталые, в теплых летних сумерках. Ни до, ни после мне не при¬ходилось видеть подобных матчей? Самозабвение достигало такого предела, а порыв мальчишеский был так чист, что поневоле поверишь грекам, видевшим под Троей, как в битву вступали боги. Я видел своими глазами, как пре¬ображались мои дети, хорошо мне знакомые, и сам готов был поверить, что за них вступалась другая сила.
Мы вышли из леса на дорогу. Вокруг желтели поля наливающейся пшеницы. С гребня холма открылась нам глубокая чаша нашего озера в зеленой оправе лесов.
I Я остановился и подал знак сомкнуть колонну. Пора при¬осаниться. Ворота с надписью «Сильвупле» лишены огра¬ды и могут сойти за лесной символ триумфальной арки.
I Мы войдем под арку как подобает солдатам.
Отгремела битва. А я не могу забыть облик моих бой¬цов, Нигде не видел таких лиц на поле. Они были отре- шенны. Ни одного излюбленного репортерами, искаженно¬го страстью боя лица. Теперь я знаю, как мужчины поют гимны, а солдаты вступают в штыки. Ребята поняли мое
состояние и без суеты разбились на пятерки. Возбуждение успело улечься, и я почувствовал, как врожденная страсть к военному параду, в котором столько от праздничного вызова, не дает мне покоя. Подняв руку, я крикнул: «Нашу!»
Колонна заулыбалась, ожила и зашумела. Над золотой нпвой в виду родного озера над Перешейком взвилась в небо одиноким голосом Спичи песня: «Ты, моряк, кра¬сивый сам собою». Спича, худая как щепка, была горла¬ста, и, казалось, она забирает с каждым словом все выше п тоньше, достигая в поднебесье жаворонка. «Тебе от роду двадцать лет». Тут по правилам нашим вступали старшие девочки: «Полюби меня, моряк, душою». А за этим все девочки дружно выдыхали: «Что ты скажешь мне в ответ?»
В ответ басил стремянный полк, только что вышед¬ший из сечи:
По морям, по волнам,
Нынче здесь, завтра там.
А потом уже весь лагерь от мала до велика вместе с начальником грянул прочищенными глотками неистре¬бимо весело:
По морям, морям, морям —
Эх! Нынче здесь, а завтра там!
Воинство возвращалось домой возмужавшее в сече. Нас ждала за аркой «Сильвуале» Марья Ивановна с гри¬бами и оладьями.
