книга лео на перешейке карена раша

мир сегодня — это земли исторического Вавилона, Асси­рии, Сиро-Финикии, Палестины, Египта и стран Магриба, то есть Туниса, Алжира, Марокко. А все страны, кото­рые я упомянул, входят в ареал древнего семитского языкового мира. Выходит, древние семиты как бы под­стилающее основание Арабского Востока. Да и сами ара­бы — семиты по языку. Теперь мне ясно, почему их язык и их ислам так органично срослись с этой землей. Ара­бы, стало быть, закономерно наследуют и земли, и пляс­ки, и песни, и идеалы древнего культурного семитского мира, коли генетическое родство между ними очевидно.

Скорбь была формообразующим началом этого мира. Печаль слышалась в тоскливых криках муэдзина, в за­унывной музыке, которую лунный ислам привил даже иранцам, узнавшим ислам только в седьмом веке нашей эры. Даже пляски лунного мира чувственно-печальны и лишены воинственного вызова кавказских мужских пля­сок в битвенных нарядах. На берегах Нила не силе и све­ту, а смерти и ночи посвящались многие величайшие творения. Пирамиды ведь только надгробия. Этот мир, древний и таинственный, с халдейской мудростью, с ма­гией, оживающий, лишь когда солнце отбрасывает длин­ные острые тени, расцветающий в прохладных сумерках, должен любить потаенность. Я вижу его в лунном свете иод рогатым полумесяцем, в призрачном отраженном свете.

Север оживает с первыми лучами солнца — и живо­творный солнечный круг не мог не стать его любимым символом и создать религию света. Даже румяные, об­литые маслом блины, которые жадно поглощают мои ребята на радость Марье Ивановне, тоже символы солн­ца. На масленицу люди поедали горы солнечных блинов от языческого восторга перед наливающейся силой солнца.

На Востоке же везде наталкиваешься на геометрию орнамента, отвлеченность, треугольник. Именно рогатый полумесяц родил острые углы этого треугольника. Пира-

 

мида — символ чарующего древнего семитского мира: пирамида в долине Нила, пирамида-зиккурат в долине Двуречья. И в пирамиде, и в ступенчатом храме «— зик- курате воплощена идея треугольника, который венчает острый угол.

Треугольнику сродни формы правления, где есть основание и вершина, где есть лежащие ниц и караю­щий верх, где не то чтобы посоветоваться или возразить, но даже поднять глаза на властелина смерти подобно. Чтобы в пирамиде каждая частичка знала свое место, нужен регламент, закон и иерархия. Здесь действует сухая и властная логика. Она порождает и свою кра­соту, и свое величие.

.Однако угол не враждебен овалу, треугольник не вы­зов кругу, как бы ни манило к этому примитивное со­знание. Греки говорили, что «жизнь не плохая и це хо­рошая». Она такая, какая она есть, пирамида и круг не плохие и не хорошие, они есть — и все тут. Потому-то Григорьев и разделил на три ствола Восток, чтобы мы не путались.. —           -• ‘ — —

Круг истинный пронизан светом. Не зря в древности слова «на Руси» и «на миру» были синонимами. Круг без открытости, без прямодушия, без света совести пе­рерождается в свою противоположность. Если же есть у круга враг смертельный, то тот же круг, только с тай­ной круговой порукой, направленной во зло. В таких случаях малейшая тайна, конспирация — смерть круга. Как гласит народная английская поговорка, «там, где начинается тайна, кончается справедливость».

Свет любит гласность и согласие. «Нет выше того по­трясения, которое производит на человека совершенно согласованное согласие всех частей между собой». Меч­та о таком согласии, о красоте, которая спасет всех, и жила в народе, не умирая. Слова Гоголя попались мне много лет спустя. Как много лет спустя облазил я весь наш восток от Урала до Курил. И тысячи раз натыкал­ся, на проявления круга. Вся Россия была построена ар-

Книга Лето на перешейке стр 52

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

code