книга лео на перешейке карена раша

всадниках, прискакавших в курдские горы Верхнего Двуречья из «арийских просторов». Всю эту историческую дистанцию мидийцы прошли впе¬реди, увлекая за собой лаву. Не случайно общеиранские герои — кузнец Кавад, чей кожаный передник стал зна¬менем империи. Ростам-змееборец — были, по преданию, мидийцами. Только на финише у самого порога Европы из-за спины мидийцев, утомленных боями и водитель-ством, взрыхливших и удобривших почву своими костя¬ми, вырвались родственные им персы и захватили на ты¬сячу лет политическое главенство,
Через полторы тысячи лет вновь пробил час курдо- мидян, когда натиску молодой Европы надо было проти¬вопоставить такую же самоотверженность и силу. Из Египта выступил со своим войском курд Саладин, величайший полководец Востока, чтобы стать счастливым соперником крестоносцев Ричарда Львиное Сердце и Фридриха Барбароссы.

Ах, Саладин! По-моему, он единственный в истории человек, которого обожают и мусульмане, и иудеи, и христиане, хотя он был смертельный враг последних. Саладин, ставший символом благородства. Вся Европа, от королей до священников и крестьян, платила «салади- нову десятину» на третий крестовый поход. Для курдов Саладин был больше, чем полководец и вождь. Для них — он собирательный символ народа. Данте только троих мусульман поместил в первый крут своего ада вместе с Сократом. «Вдали я увидел Саладина». Он был любимцем Вальтера Скотта и Вольтера. Вольтер его ста¬вил выше Цезаря и Александра Македонского. Лессинг в «Натане Мудром» увидел в нем человека будущего, тот тип, который спасет мир от зла, темноты и фанатизма. Саладин — любимец президента Насера и знамя пале¬стинцев. Нет, без Саладина никогда не узнать душу Азии в ее сокровенных глубинах. Даже в «Слове о полку Иго- реве» он попал под именем «салтана». А деяниями его брата Мелекадеяа зачитывалась Татьяна Ларина в «Евге¬нии Онегине». Саладин — мечта рыцарства. Без него нет курда.
Однако огонь древней распри за первенство в иран¬ском мире не угас между персами и потомками мидян. Он дает о себе знать уже сто пятьдесят лет сотнями мя¬тежей, заговоров, восстаний и войн курдов, с тех пор как их решили заново покорить.
Помнится, до этого места Орбели поглядывал на ме¬ня с любопытством. Когда же я ему сказал об «арий¬ских просторах» и «родовой памяти», он привстал и за¬метил:
^ Николай Яковлевич, мой учитель Марр был бы, пожалуй, доволен. Это совершенно в его вкусе. Смело! Сделайте мне об этом отдельный очерк. Не расплески¬вайтесь!
Я воодушевился и продолжал:
— Персы, получив преимущество, увлекли за собой мидян на братоубийственную войну со светлой Элладой. 14*
Мои предки были у Саламина н Фермопил, и, странное дело, я всем существом своим на этот раз не с ними, но с «бессмертными» Ксеркса, а с- тремя стами спартанцами Леонида. Меня примиряет с персами только то, что сво¬им шумным и нелепым походом они обессмертили луч¬ших детей Эллады. Подростком, поддавшись обаянию Вальтера Скотта, я переживал за Ричарда Львиное Сердце и его рыцарей и желал разгрома нынешнего мо¬его любимца Саладина. Мой отец,

Книга Лето на перешейке стр 126

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

code