половодий, что то¬поль стройный или кедр могучий, что светлый ясень да кудрявый клен. Все равно хороши, да мне кажется, клен втайне любим родителями более других. Он и чаще осталь¬ных детей бывает рядом. Все на свете вредители, истреб¬ляющие листья, обходят стороной кудрявую крону клена. Он любит одиночество и никогда не создает рощ по своей воле, разве что люди приневолят. Сок у него слаще бере¬зового, медоносностью же клен пошел в матушку-липу.
Лесная семья только на первый взгляд выглядит зеле¬ной массой. Под мирным пологом лесов скрыта жизнь на-пряженнейшая, она неприметная, потому так растянута по времени на года. Но жизнь эта верна заданному ей од¬нажды смыслу, в ней есть и свой чин, и свои нравы, и своя судьба. Хвойный лес именуют «красным». Широко¬лиственный—«черным». Видимо, наименования эти даны по преимущественному цвету стволов. Мне куда важнее было узнать благодаря Петровичу, что ольха, береза и осина *— мелколиственный лес, вторичный, как бы мало¬ценный в отличие от дуба, липы, вяза, клена, ясеня и прочих. Последние идут как коренные породы, основа русского леса, они формируют лес, держат лучше почву, глубже пускают корни, у них стоящая древесина, и лю¬дям они помощники, а главное, в них больше завладеваю¬щей жизненной силы, чем у березы, ольхи и осины, ко-торых Петрович, легкий на ногу и скупой на слова, ко¬ротко называл «мусором», а заметив, что меня это коро¬бит, входил в азарт.
Мой суровый егерь нынче будет косить луг. Намахает- ся, непременно забредет и станет дразнить. Я первое вре¬мя грудью кидался заслонить березовую честь, чем при¬водил Петровича в ярость. Он воюет с березой да с осиной и ольхой жестоко. Береза забивает молодые посадки дуб¬няка, елей и сосны. Петрович ее корчует. Зазевайся он — она задушит молодые побеги. Живет береза раз в десять меньше, но плодится и растет во столько же раз быстрее и дуба и липы. Раз Петрович недоглядел за дальней де¬лянкой, а тут на беду комиссия. Влетело ему, должно быть, здорово, раз он чуть ли не бросался на меня в тот день.
— Турист! — кричал он, пустив в ход самое сильное, по его понятиям, оскорбление. У него два врага, два супо¬стата: турист и береза. — Я думал, ты человек, а ты ту¬рист. Потому и любите березку, что она тоже туристка. Сорняк. Везде лезет. А если еще земля добрая, спасу нет. Она первая на пепелище. Я домой с войны… — тут он за¬пнулся. — Села нет… Одна береза в рост пошла. Уж до¬бралась до развалин. Очень любит людей. Дубы Немец под корень… Знал ведь, гад, где порода.
Петрович не местный, из переселенцев, с тех пор как Перешеек вернулся к России. Он, кажется, из Смолен¬щины, Марья Ивановна сказывала.
Петрович продолжает наступать. Речь его неторопли¬вая, с расстановкой.
— Кто обжил церкви, как заколотили их? Кто до ко¬локолен добрался? Твоя береза. Кто на гарях п пустошах первый? Все они же сестрички твои ненаглядные, все бе¬реза с ольхой да осиной.
Петрович отвернулся.
— Як вам всей душой. Люблю твоих пацанов…
А ты… «Береза… Красиво…» Вдумайся сам, ты ж гра¬мотный, — продолжал он примирительно. — Ну чего ра¬ди, скажи, всего в природе становится мало, лес скудеет, зверь пропадает, птица ушла, речки что помойки, не на¬пьешься. А березы с каждым годом хоть отбавляй, хоть караул кричи! С чего бы это? Разве так бывает, чтобы доброго была прорва. Ну отвечай, чего молчишь? «Кра-
І17
сивая…» — передразнил он. — Ее красоту лесоруб обхо¬дит стороной, ее, милый, в плане нет. Я ж тебе говорю — мусор, веник, а ты обижаешься.
А я тут возьми да и возрази:
— Хорош веник. Мебель дорогую делают из какого дерева? Из местной, из карельской, березы.
Петрович посмотрел на меня с состраданием.
— Карельская береза, сынок, это не дерево, а боро¬давка. Нарост на березе срезают — это и есть карельская береза. Кап называется. Болезнь березовая, понял? Недуг этот редок, потому и дорог.
Это меня доконало. Мне было стыдно. И, уже сдава¬ясь, я неуверенно заметил:
— А дрова березовые, скажешь, плохи? Лучше нет дров, говорят.
— Дрова? Отчего же плохи? Хороши. Только дрова —
они и есть дрова. Их ни в мачты, ни в сваи, ни на дом не пустишь. Дуб дает’ больше тепла, да какой дурак, кроме неумного туриста, пустит его на дрова. Видишь, сколько здесь березы? А сказывают,
